Чужак. Сапсан и нетопырь - Страница 6

Вульпекс же оказался более въедлив:

— Если я вас верно понял, мэтр, то по вашим данным, мощность и характер примененных заклинаний представляется чрезмерным для результирующего эффекта?

— Вы поняли совершенно верно, господин Вульпекс, — колдун явно подобрел, польщенный обращением "мэтр", которое ему по рангу не полагалось. — Вы уж поверьте моему опыту — таким сочетанием заклинаний огня и земли крепостные стены прожигают. А для этого домишки хватило бы и десятой части — он и от простого бы огня сгорел не намного хуже…

— Ну а с какой целью можно применить столь мощное заклинание? Уничтожить что-либо очень стойкое?

— Возможно… — колдун был озадачен. — Хотя, для уничтожения магических артефактов это не очень годится. Какое-нибудь немагическое, но стойкое вещество, вроде адамантита… Нет, не знаю…

— А у нас тут раз как-то был случай… — вмешался молодой эдил, и тут же осекся под неприязненным взглядом Мамеркуса — поналезли эти штатские, дисциплины не понимают.

— Ну, ну, продолжайте молодой человек, — приободрил Вульпекс полицейского.

— Я был однажды с облавой в притонах нижних кварталов, — продолжил эдил. — Там один беспатентный алхимик попался, любовные зелья варил, мелкие амулеты и ну и сонное зелье, чтоб в пойло добавлять и лохов потрошить удобнее, само собой… Так, когда его брали, он вдруг запустил в ход "сеть паники" — вы же знаете, что это…

— Беспричинный страх, паника и "медвежья болезнь" у противника, — кивнул Вульпекс, а Мамеркус усмехнулся, припомнив один из эпизодов применения этой сети их легионным военмагом. — Но разве у ваших людей не было защитных амулетов?

— В том то и дело, что заклинание было исключительно мощным, так что даже амулеты не очень помогли. И алхимик едва не сбежал, но больше у него в запасе ничего существенного не осталось, так что его всё равно перехватил патруль второй линии… Так вот, все потом удивлялись, что это на него нашло — его делишки с зельями тянули только на полгода исправительных работ, а так — получилось использование ворованного, запрещенного частным лицам, артефакта, да еще и нападение на эдилов при исполнении… В общем, получил он свои три года рабства на дорожном строительстве. А через несколько дней наш осведомитель сдал группу торговцев мерканской дурью, и оказалось, что в берлоге этого алхимика был ход в тайную лабораторию, где он эту дурь перерабатывал в крэк — а за это уже, как вы знаете, положены "пятерка" и галеры или Имперские копи. Но при первой облаве этот ход не нашли, потому, что он был закрыт "пеленой незаметности", а "сеть паники" внесла такие помехи в общий фон, что магический поиск не сработал…

— А ведь верно, — заметил военколдун.

— Там, — он махнул рукой на догоравший дом, — внутри можно было бы хоть самому Мантусу жертву приносить, сейчас никаких следов не найти…

— Понятно… — Вульпекс с интересом глянул на сообразительного полицейского, — я вас, эдил, попрошу снять копию того дела и прислать мне, господин префект в курсе — куда. А сейчас разрешите откланяться — дела…

Огонь погас, и все присутствующие начали расходиться. Префект оставил одного вигилла на страже — охранять место пожара до того момента, когда оно остынет достаточно для детального обыска и ушел вместе со своими эдилами. Легионеры вернулись в казармы, где центуриону Мамеркусу предстояло сочинять рапорт о происшедшем и, сиськи Алекты, объявлять пропавшими без вести двух его подчиненных — третьего центуриона Квинта и легионера первого класса Лакса.

Куда направился столичный чиновник Вульпекс, не знал никто.

* * *

Необычайно обострившийся слух улавливал каждый звук за дверью. Идут трое — у двоих шаги уверенные и, при этом, шаркающие — что это значит? "Кавалерийская" походка? У третьего шаги совсем другие и что-то звякает — цепи? Еще один пленник? Так, на пленника не отвлекаться, главное — тюремщики. Ренев вслушивался и холодно прикидывал, как он станет убивать тюремщиков — удивляться своим новым способностям и знаниям ему было некогда.

Тюремщики не торопились. Один громко рассказывал второму, почему-то с сильным акцентом, на том языке, который в голове Ренева ассоциировался с покойным Лаксом. "Общеимперский" язык. Он же — "лакаанский". Что это означало, Ренев плохо представлял. Ему пока было достаточно, что он вполне улавливал смысл сказанного.

— …Когда мы легионеров с мужичьем-ополчением перебили и ворвались в Тарк, там оставались их бабы со щенками. Ну, щенков, понятное дело, дротиками — мы еще спорили, кто с первого удара паршивца пришпилит к стенке, увертливые твари. Баб- на общую потеху. Кроме самых лучших, их, понятно, как обычно — на продажу мерканцам. С десяток заставили голыми, на четвереньках, на сторожевую башню забираться. И они сами это делали, добровольно — пообещали за это их щенков пощадить, а они, дуры, и поверили! А потом, по одной, скидывали вниз, на парковую решетку — спорили, нанижется она на верхушки прутьев, или так расшибется. Жаль, что решетка быстро обвалилась… Весело было…

— А ты слышишь, как эта падаль зубами скрипит? Если бы ни кляп и цепи, горло бы нам перегрыз, герой имперский. Ха-ха-ха!

— Он-то? Да имперцы только зубами скрипеть и горазды! Что они понимают в удовольствии перегрызть горло врагу? Или сожрать живьем его печень? Это мы, народ степей, знаем сладость унижения врага, вкуса его крови и запаха его страха…

— Ничего, сейчас посмотрим, как ему горло шедда перегрызет! И запах его страха понюхаем. Открывай дверь! Из-за него, сволочи, Гунявого шедде скормили — сбежать он, видишь ли, решил! Правда, не знал, дурак, что выход из тюрьмы только один и идет через нашу казарму. Но и Гунявый хорош — дромедар холощеный, дал себя покалечить…